Луганск. Беженцы. Слегка ангажированный взгляд из Киева

Луганск. Беженцы. Слегка ангажированный взгляд из Киева

Луганск. Беженцы. Слегка ангажированный взгляд из Киева

• 
 
• 

Потоки беженцев разделили восток Украины на верных и неверных. Осталось два цвета, как на шахматной доске — черное и белое. Ответственности нет, совести тоже, есть целесообразность использования фигур. Тому, кто играет в эти гигантские шахматы, вернее, переставляет фигуры на поле от Москвы до Киева, — лафа. Игра на щелбаны и на интерес идет полным ходом, и всегда можно перевернуть доску.

В сущности между белыми и черными никакой разницы, но почему-то важно мнить себя «белым» воинством, белыми силами. Вчерашние соседи и родственники кипят ненавистью. Горечь коммунальных обид взывает к крови. Политтехнологи не успевают доедать гранты. Вспомнилась советская шутка про «негров в Америке», которые недоедают… котлеты. Кстати, в Штатах, если судить по лозунгам, борются именно с анонимными алкоголиками. Если алкоголизм прилюдный, то можно и даже поощрительно.

Является ли желание беженца рассказать формой алкоголизма? Кто услышит всю эту боль и разочарование? Кто станет разбираться, кроме зажиревших политтехнологов, для которых любое завтра — это пока не наступившее сегодня. Как стать беженцем, какова цена доли отверженного? Ищется ли позитив?

С Аленой мне случилось встретиться в тихом микрорайоне Киева. Ей 32 года, замужем, ребенку 7 лет. Косметолог. Живет и работает в Киеве.

Корр.: Наверное, вся новейшая история вашего города начинает отсчет от непризнанного референдума о государственной самостоятельности Луганской области. Поделитесь вашим видением на то, как все начиналось.

Алена: Те люди, с которыми я общаюсь, рассказывают, что они все знают. Понимаете, никто не знает на самом деле ничего…

Есть хорошие люди, а есть плохие люди. И когда рассказывали все, по всем каналам, у нас показывали правду именно той стороны. Я не могу сказать, делала ли это Россия намеренно, или я не удивлюсь, если узнаю, что Россия вообще ничего намеренно не делала. Все возможно.

Не называйте женщин блондинками, блондинки тоже умеют мыслить. Стараются найти свою правду.

Российское телевидение рассказывало, что тут, на Украине, одни фашисты, что украинцы только и кричат о том, что русских надо убивать. И постоянно показывают набившие оскомину картинки. Про то, как тракторами милиционеров на Майдане давят, про то, как в Киеве бросают бутылки с горящим бензином в «Беркут», про скачки с криком «москаляку на гиляку». Ну, зачем, спрашивается, про это постоянно показывать? Естественно, люди испугались, сказали «зачем нам это надо?», пошли на этот референдум. Многие не пошли, но кого это теперь волнует? Все равно у вас считают, что весь Донбасс участвовал, да? А я лично не участвовала. Я имею свое мнение.

И таких, как я, много. Мы ищем свою правду во всей этой истории. Свой интерес. Свое право на судьбу.

Корр.: Поиск правды — это всегда важно. Человек не может жить без правды. Человеку всегда нужно искать ту сторону, где совесть. Хорошо, что так считают многие. Но как разобраться в том, что есть совесть, а что совсем даже нет.

Алена: Я расскажу про референдум. Его не признали, и правильно. Потому что ходили не все. Я многих знаю, кто не ходил. У меня есть точные сведения, и своя статистика, ну, судя по моим знакомым, окружению. Я посчитала. И те, кто сходил и проголосовал, мало что неразумные, так теперь еще они хлебнули полным глотком долюшки. Им говорили, так они разве послушают. Им главное — «глаза залить», причем с утра. Конченые. Наркоши и алкаши. Ватники. Нам, людям с будущим, с ними не по пути. И многие из нас, теперь вообще не знают, как возвращаться туда, к этим сепаратистам. И живут не понятно в каких условиях, просто потому что они не той идеологии. Вот так вот: жил-жил человек, а в один момент оказывается все не так, и должен все бросить и уехать.

Корр.: Вы считаете, что все оставшиеся в Луганской области жители придерживаются идеи федерализации?

Алена: Вот у меня такое ощущение, что там 50 на 50. Те, которые наши, там тоже остались. Вот реально. Потому что среди моих знакомых есть те, у них будто бы глаза залитые, они не понимают, о чем вообще речь. И твердят: «Мы с Россией, у нас все будет хорошо, у нас будет газ, как у вас в Киеве». Вот мне подружка звонит и говорит: «Ну что, когда вы домой возвращаетесь?» Я говорю: «Ну ты что, куда возвращаться? Работы нет, ничего нет». «Ну-ну, ничего. Вот скоро замерзнете, кушать вам нечего будет в Киеве, вы и вернетесь». Я говорю: «В смысле? Я все понимаю, но в смысле?» «Вот у вас газ закончится на Украине». Я говорю: «Что, как закончится, что мы даже кушать себе не сможем приготовить?» «Вот я тебе говорю, ты посмотришь». Ну, пропаганда в чистом виде. Неужели не понятно, что в Киеве лучше, чем в Луганске. Хотя бы потому, что Луганск бомбят украинские вооруженные силы, а Киев армия ЛНР не бомбит.

Корр.: Что вам известно про то, как обстоят дела в Луганске с теплом, с водоснабжением и другими привычными элементами цивилизации 21 века?

Алена: Я не знаю, насколько правда то или нет, но говорят, что вроде как из России свет дали. В смысле электричество. В городе Краснодоне, в Луганске… Ну, в Краснодоне точно есть. Мне девочка сказала, она на шахте работает, что из России идет все снабжение. Никаких оплат за коммунальные не было до 15 октября, все долги, у кого были, по коммунальным платежам — всем все простили.

Корр.: А что вам известно про пенсии, социальные выплаты? Очень важный вопрос, на что живут представители так называемых малообеспеченных слоев населения: инвалиды, пенсионеры, которые не могут передвигаться сами.

Алена: Не знаю. Не интересовалась особо. Сейчас вроде как начали выплачивать пенсии, но никто из моих знакомых не видел того, не может подтвердить. Вот мама моя говорила, что ходит на почту, вроде же не просто так ходит, должны же там какие-то выплаты давать.

Корр.: А как вы думаете, выплаты идут от Украины или от правительства ЛНР?

Алена: Никто не знает. Никому об это не говорят, про то, кто платит. Пенсионерам не говорят, с какого кармана им будут платить, но я так думаю, что это ЛНР. Украина к этому не имеет никакого отношения. Почему, потому что всем сказали: «Выезжайте и оформляйте на территории Украины пенсию». Понятно, да. Многие так и сделали. Но не все же бабушки могут поехать, оформить. Так что, мое мнение, что Луганск держится сейчас исключительно на добрых людях. Если человеку такой не попался, то все. Гуманитарная помощь нужна.

Корр.: Что вы имеете в виду? Поясните…

Алена: Некоторые пенсионеры, у которых не было сбережений, если им кто-то не помог: сосед или дети, то все, они пропадают там. С голодухи мрут. Конечно, никто им ни воды не принесет, ни куска хлеба. Все сами за себя. Все против всех. Конечно, говорят, люди в войну стали добрее, ну, не знаю. Ко мне так особой доброты особенно никто не торопится проявлять.

Корр.: Вы неделю назад были в Луганске. Какие вы лично изменения увидели, в худшую или в лучшую сторону, вообще, что там происходило? Есть ли там обстрелы?

Алена: Нет, ничего абсолютно — тишина. До обеда люди на улицах есть, а после обеда людей практически нет.

Корр.: В городе комендантский час введен?

Алена: Да, говорят, что введен комендантский час, но точно не скажу. Пока я там была, наблюдалось веерное отключение света. В половине восьмого свет был уже отключен. Темнотища была жуть. По улицам пройти страшно. Я в жизни такого не видала. Поэтому там просто никого нет на улице — все боятся. По квартирам сидят.

Корр.: Школы, детские сады работают?

Алена: Да, работают. У меня кумы сын и другие дети, знакомых, ходят в школу. Днем все вроде по-нормальному, а вечером главное — никуда не ходить.

Корр.: В чем именно проявляется опасность вечернего времени для прохожих? Что происходит вечером? Что может произойти?

Алена: Не знаю, как это рассказать. Это надо увидеть.

Корр.: А в какое время обстреливают город?

Алена: Даже не скажу точно.

Корр.: У вас есть четкое представление, кто бомбит город? Украинская армия или ополченцы?

Алена: В Киеве на такие вопросы отвечать сложно. Не всегда безопасно. Люди разные бывают. В Киеве принято считать, что бомбят сепаратисты или россияне. Я знаю, вы хороший человек, но береженого Бог бережет. Так что скажу нейтрально: моего мнения по поводу того, кто именно бомбит Луганск, как бы нет. Тем более что я сама в сами бомбежки не находилась в городе. Но один мой знакомый мальчик, он говорит, что он совсем не за сепаратистов, так вот он утверждает, что бомбят, ну, не знаю, как сказать, украинские военные. В Луганске есть торговый комплекс «Эпицентр». Когда его, торговый комплекс, разбомбили, то тот мой знакомый мальчик был как раз на сутках. Говорит, что это 100% с Вергунки вели обстрел, то есть скорее всего украинская армия «хреначила по жилому кварталу».

Корр.: А Вергунка — это точка какая-то?

Алена: Это часть города.

Корр.: Это внутри города или пригород?

Алена: Ну, это город. Пригород… Тут для киевлян стоит пояснить, что у нас там такого нет, как в Киеве. У нас нет такого деления по кварталам в пригородах. У нас еще называют станицы. Вот станица Счастье — это уже не город, хотя Счастье считается тоже как район Луганска, как и остальные. То есть они отчитываются в налоговую в Жовтневую. То есть все равно, что город, но в то же время это не совсем город. Вергунка — это как бы далеко, но это все равно для нас это часть города.

Корр.: А как вы ехали в Луганск — на поезде или на машине?

Алена: Да, на поезде добрались.

Корр.: Прямо до Луганска ходят поезда? До центрального вокзала?

Алена: Да.

Корр.: А в самом Луганске вы спокойно перемещались? Вас не останавливали на блокпостах?

Алена: Никого там нет. Ни военных, ни солдат, ни ополченцев.

Корр.: То есть получается, что возле Луганска все пусто? Хочешь, заходи, хочешь, уходи?

Алена: В самом Луганске иногда проверяют документы люди в гражданской одежде. Задавали вопросы, я отвечала. Меня никто не обыскивал, так подходили. Было.

Корр.: Здесь в Киеве ходили слухи, что раньше по улицам ходили вооруженные патрули с автоматами и проверяли документы. Мужчин всех обыскивали. Требовали раздеться, проверяли след на плече от ремня винтовки или автомата.

Алена: Может и было. Сейчас такого нет, сейчас люди в гражданском ходят без оружия. В поезде ходить начинают при подъезде к городу, за несколько станций. Одна бабушка ехала со мной в купе, у нее лично они не смотрели даже документы. Они никак не представляются. И я думаю, не дай вам Бог спросить, как его зовут.

Корр.: А они трезвые вообще ходят или, может быть, пьяные?

Алена: У них с пьянством строго. Если человека увидели пьяного, то его отправляют на исправительные работы на двое суток. Лично моего знакомого так поймали. Еще на исправительные работы отправляют и за другие провинности. Правда или нет, но я видела в Интернете историю, что какой-то парень что-то там украл, и его палками били. По поводу казней, такого я не слышала и не видела, но вот противозакония такого порядка, как телесные наказания, бывали. А за пьянство — исправительные работы. А тут уже кто что рассказывает, кто рассказывает, что, мол, и могилы копают, и что только не делают. Кто рассказывает, что мешок дают.

Корр.: Давайте попробуем сконструировать ситуацию. Допустим, что один человек сделал что-то плохое, а этот человек, которому сделали плохое, пошел, наябедничал и даже рассказал то, чего не было. Выдумал. И что тому человеку, на которого наябедничали, наверное, явно не поздоровится?

Алена: Ну, не знаю, возможен такой сценарий или нет. Лично я ни про что такое не слышала.

Корр.: Что вы слышали либо сами являлись свидетелем грубых нарушений прав и свобод человека со стороны украинских военных?

Алена: Мне одну историю рассказала очень близкая знакомая. Ее муж приехал за вещами, там его или в Беловодске, или в Белокуракино… В общем, они рядом находятся, под контролем украинской армии, каких именно подразделений — не известно. Как потом выяснилось, это какой-то батальон был. Они поймали этого парня. Он выехал уже в Киев на тот момент. Они его захватили в плен. Позвонили его жене и сказали: «Готовь 10 тысяч долларов, иначе мы его убьем».

Корр.: Почему именно 10 тысяч долларов? Они объяснили?

Алена: Почему 10, не знаю. Но деньги нужны для того, чтобы его отпустили. Он просто ехал в Киев. Хотел мать забрать, она не поехала. Вот и все. Денег у подруги, естественно, не было. Его продержали сколько-то, потом они его избили до полусмерти, выкинули на улице. Лица у него не было вообще видно. Один сплошной синяк. Вот такая история.

Корр.: И он обратился в милицию? Есть заявление?

Алена: В милицию он обращался. Но вы меня удивляете, вообще, я считала, что все знают, что батальоны никому не подчиняются.

Корр.: Расскажите про цены в магазинах и аптеках. Что в Луганской области в ходу? Гривна или рубль?

Алена: Вроде в городе все расплачиваются гривнами, а вот в Краснодоне в ходу рубли. Они получаю рубли, но меняют их на гривны. Но это у всех по-разному. Я знаю, что на некоторых шахтах платят рубли. У меня там девочка знакомая работает, она получает зарплату в рублях, на карточку. Едет в Россию, в Ростов, снимает там деньги, меняет рубли на гривны и тратит их уже в Украине. Потому что на Украине ходит гривна.

Корр.: А как там с судами? Получается, что всех тех, кто работал в госучреждениях, их турнули, поставили своих. А вот про то, что получилось в результате, пока известно мало. Если сможете, расскажите.

Алена: Там у кого автомат, у того и закон. Все, одна система, а другой системы нет. Какие вообще судебные дела, если там бухгалтера сейчас не нужны на предприятиях. Вот вам пример. Начали работать заводы — молочный «Станица», начал работать «Милам» вроде как, и мясокомбинат начал. Сказали так, работают только те, которые производят готовую продукцию, все остальные просто не нужны. Бухгалтера не нужны, юристы. Моя кума бухгалтер. Ей сказали, что если она понадобится — ей позвонят. Она говорит: «А что значит «если»? Мне же кушать нужно сегодня, а не «если я понадоблюсь». Вот и все.

Корр.: Считаете ли вы, что раз украинские войска не контролируют Луганск, то значит, что он брошен на произвол судьбы украинским правительством?

Алена: В Киеве об этом рассказывать бесполезно. Вы не хотите здесь понимать, чем там сейчас живут люди. Там, в Луганске, остались идейные. У них есть идея, и они отстаивают эту идею. Я не разделяю этой идеи, но они четко знают, что хотят. Они ясно говорят об этом, и их никто не хочет слышать. Они не хотят, чтобы там была неизбежная Юлия Тимошенко, они не хотят Порошенко ни под каким соусом, я уже молчу за того Ляшка.

Корр.: Вы лично опасаетесь Правого сектора?

Алена: Я по этому поводу ничего не знаю, абсолютно. Я вообще не в курсе была, кто это такие, но почему-то все время на Донбассе отношение к ним было очень плохое, к Правому сектору, Бандере. Я не вдавалась в историю, честно скажу, в школе у нас не преподавали, кто такой был Бандера и кто такой Правый сектор. Может, кому-то рассказывали, но меня тогда не было. В Киеве мне часто рассказывают про то, что они хорошие. Иной раз на улице за день встретишь несколько человек с такими рассказами. Глаза горят, брызги изо рта. Дурной запах. Говорят, хорошие, и спорить с ними не хочется. Соглашаюсь. Хотя дед мой, например, он воевал. Он всегда говорил, что УПА — это не хорошие.

А иной раз по телевизору показывают про Бандеру. Вроде бы слушаешь и думаешь, может быть, действительно, те, у которых своя позиция и они ее отстаивают, может, они правы. Если бы люди умели разговаривать друг с другом, а не так, как у нас, у нас только орать могут и глаза выпучивать.

Корр.: Почему кризис охватил именно Луганск? Почему начался парад суверенитетов восточных областей Украины?

Алена: Ну, я же говорю, пропаганда стала одолевать. Начала проходить пропаганда по поводу того, что придут к власти фашисты. Это началось после Майдана. По телевизору показывали. Был канал «Россия 24».

Корр.: То есть в Луганске в основном смотрели новости, транслируемые из РФ? А новости из Украины не смотрели?

Алена: В Луганске смотрели все новости. Но не знаю, как можно было верить этим новостям. Если украинское ТВ говорило «белое», то российские ТВ на то же говорили, что черное. И наоборот. Скорее всего врут и те и другие, но российские врут как-то профессиональнее, как-то красиво врут. Я лично до сих пор не могу слушать эту Юлию Тимошенко. Что она брешет? Она сегодня одно, завтра другое брешет. Вот народ устал уже от этого всего. Они уже не верят во всю эту брехню. Что естественно.

Корр.: А как вы думаете, какая судьба ожидает Луганск и его жителей?

Алена: Тут два мнения. Мне бы, например, я сейчас так подумала, совсем не хочется, чтобы шли его освобождать. Ну, понятно, это был бы хороший вариант, был бы самый лучший. Но надо признать, что не получилось. Сейчас людям опять такое пережить, что пережили, будет жестоко. Лучше худой мир, чем добрая война. У кого оно будет лучше — покажет время. Люди верят, те которые за Россию, что Россия их возьмет к себе. Честно говоря, я не очень верю пока в это.

Корр.: А вот непрекращающиеся обстрелы, погибшие люди, разрушенные дома… Кто обстреливает город сейчас?

Алена: Мои родители, которые были там, они уверены, что это все это творит украинская армия.

Корр.: Почему такая уверенность, есть ли общепризнанные факты?

Алена: Ну, это получается игра в спрятаться под одеяло. Кто и кому должен что-то доказывать? Как можно доказать тем, кто не желает, чтобы ему доказывали. Что такое общепризнанные факты? Так можно дойти до того, что договориться, мол, Луганск и не бомбили вовсе, потому что нет по форме составленного протокола. Они считают, что бомбила украинская армия, потому что стреляли и стреляют со всех тех сторон, где расположены части украинской армии. Понятно, что этих ополченцев тоже умными не назовешь. Так война не ведется. Прятаться за спины мирных жителей нельзя. А они, извините меня, встали возле жилого дома. Вот украинские военные и стали лупить по тому дому, в котором спрятались ополченцы. А стояли они где? Возле роддома, в жилом секторе. Что за война? Шли бы на поле и воевали там. Нет, они придумали по-своему. Где это такое видано? Это нормально вообще?

Поэтому я считаю так, вы — нормальные люди, вы понимаете, где они стоят? Они же знают, что там роддом, что там жилые дома. Зачем вы туда бьете? То есть как два дурака — дерутся между собой. Те встали туда, а те шарашат по ним. Вот где логика? Вообще нет, правильно? Ни у тех, ни у других. Это лично мое такое мнение.

Корр.: То есть, в принципе, даже если украинские войска займут Луганск, то город «украинским» все равно уже никогда не будет?

Алена: Не будет, потому что люди, которые там были, они пережили весь этот ужас. Они не забудут. Они не простят.

Корр.: А поверят ли жители Луганска в добрые намерения центральной власти Киева?

Алена: А вы-то сами здесь в них верите? Что-то предвыборные дебаты такой вариант не подтверждают.

Корр.: В Луганске, наверное, ненавидят запад Украины? Считают их виновными?

Алена: По сути дела — да. Понимаете, очень мало людей, которые придерживаются там нейтрального мнения. Расскажу вам такой пример. Мы побывали на дне рождения. Там был мальчик, мужчина. Он воевал, был наемником в Ираке. Человек, который много повидал. Он поделился мнением, что война нужна только трем слоям общества. Политикам, людям, которые делают на этом деньги, оружие и все такое, и еще наемным военным. Все, больше никому она не нужна. И никому она не принесет ничего хорошего. И на самом деле ничего не поменяется, даже если поменяется, то только в худшую сторону — у всех. Ничего лучше не будет.

Корр.: Видите ли вы в будущем отделение Луганска и становление такой территориальной единицы как Луганская народная республика?

Алена: Ну а что, лучше, чтобы сейчас пришли зачищать? Чтобы вообще разбили все? Пусть какую-то часть разрушили квартир там, и всего, людей сколько погибло. У нас на квартале валялись трупы без головы, без рук, без ничего. Зачем это надо? Мне, например, такая Украина не нужна. Если они перебьют всех моих родителей, мне нужна такая страна? Не нужна. Раньше, если бы они это делали, я не знаю, каким путем, но если бы они это сделали, я была бы «за». На сегодняшний момент я, например, считаю, что лучше так. Я не хочу, чтобы стреляли.

Корр.: Что из увиденного либо услышанного за все это время поразило вас больше всего? Можете рассказать, поделиться?

Алена: Я мало что видела. Что поразило? Квартиры… разрушенные стоят. С пустыми глазницами окон. Да, их пока не много, но они есть. У меня нет особых эмоций или переживаний сейчас. Утихли. Но были бури. Сначала отчаяние и ненависть, и как я их всех ненавижу, всех, абсолютно. И тех и других, за то, что я все бросила, мой ребенок страдает. Мне пришлось бросить обучение, работу, остаться без всего привычного. Все друзья уезжают куда-то. Никому ты нигде не нужен: ни в России — мы были, ни в Киеве. Мы никому не нужны.

Корр.: А вы и в России были?

Алена: Ну, у нас друзья там. Они нас позвали, сняли квартиру. Поехали сначала на море в Сочи. Когда мы уезжали, еще не было активных боевых действий. Мы думали, ну, может, месяц, а потом вернемся. Уехали, купальники с шортам взяли. А тут началось. Там нам квартиры сдавать не хотели. На работу брать не хотели. А здесь то же самое.

Корр.: Прописку спрашивают?

Алена: Да, спрашивают: «Вы откуда?» Договор предлагаешь составить, не хотят. И не только потому, что они ненавидят нас. Ко всему это обычная человеческая меркантильность. Люди понимают, что у беженца могут закончиться деньги, что он не стабильный, и потом тупик. Ни выгнать, ни деньги получить. Так что мы абсолютно никому нигде не нужны — это стопроцентный факт. Я еще помню, как в начале мая я пошла в церковь в Луганске. Обычная церковь, наша православная, и там батюшка говорит такие слова: « Я вам не могу сказать, за что голосовать на референдуме, но поймите, мы никому не нужны. Как ваша семья, она никому не нужна». Это он тогда говорил такие вещи: «Если вы думаете, что мы нужны Америке, России, мы — никому не нужны». Так оно и получилось, абсолютно. Никому мы не нужны, нужно всегда рассчитывать только на свои силы. Так оно и есть. Моему ребенку 7 лет. Переезды отразились плохо. Ну, туда-сюда ездили, когда приехали в Киев, мужу позвонили с работы, сказали, его фирма также сюда переехала. И там турбаза, две недели жили на турбазе, такое питание… Потом, пока квартиру искали, туда-сюда ездили. Потом питание в Макдоналдс, потому что не приготовишь в таких условиях. На турбазе там тоже никаких условий не было. Ну, ничего, и потом мы загремели в больницу, и холецистит у нас, и все.

Корр.: Почему в России не сложилось у вас?

Алена: Потому что на работу его позвали, а мы же не хотели там оставаться навсегда. Мы хотели возвращаться в Луганск, а если бы он бросил работу, то уже в Луганске, представьте, где там найти работу? Вообще, конечно, в России, если ты не бухаешь, ты будешь нормально работать и зарабатывать. Там, конечно, очень многие пьют и матерятся. Наверное, по этому делу страна первое место в мире занимает. У нас я, например, не встречала детей, которые в два года матерятся по полной программе. Причем я не говорю о социально не обеспеченных. Нормальная семья, прилично, порядочно живет, хорошо одеваются. У нас такого нет. Мы сделали вывод, что украинцы более культурные.

Корр.: Да я, наоборот, сталкивалась с россиянами, которые культурные. У россиян есть сочувствие к тем жителям Украины, которые пострадали.

Алена: То, что я могу сказать, что если ехать в Россию отсюда, то гораздо легче. Там раньше стали деньги беженцам выплачивать. Теперь и украинское государство помогает. Выделяют деньги. На работающего 2 месяца вроде как 400 гривен, на ребенка — 800. Но и дерут. Мы пошли в школу, нам сказали: «300 гривен на робочізошити сдать, 250 гривен на английский. Парт у нас нет, купите парты». За парты 400 гривен. Потом что еще расскажу для сравнения. В Сочи у ребенка разболелся зуб. Мы зашли, нам говорят: «Вы с Украины? — С Украины, отвечаю». Все, бесплатно зуб запломбировали ребенку. В Киеве, при школе кабинет стоматолога, молочный зуб запломбировали за 200 гривен.

Корр.: Не имеют права в государственной школе взимать деньги. Это противозаконно.

Алена: Все законно и по доброй воле. Врач говорит: «Хотите, я вам поставлю и жвачкой залеплю?» А вот для сравнения в России дети беженцев, которые пошли в школу, их одели, обули, понятно, да? Мы сначала хотели пойти в Соломенском районе в Киеве в школу. Я пришла к директору, она мне говорит: «Ну, вот я как бы…», жмется-жмется — «…в фонд школы бы еще вот 300 гривен». А я ей говорю, такая вот ситуация, беженцы. И я на нее смотрю, думаю, вообще хороший она человек. Дай ей Бог здоровья.

Корр.: А как вы вообще решение приняли уехать из Луганска?

Алена: Ну, когда самолеты начали летать уже над головой, когда подбили танк и начали летать самолеты. Конечно, мы решили сразу уехать. Мне страшно было. В тот момент там как раз все говорили: «Вот-вот, сейчас это последние, кто выедет, все, границы закроются». Все очень боялись оттуда выехать. И вот мы выехали, и буквально через пару дней начался кошмар. Мы уехали 7 июня. А спустя несколько суток, люди стояли по ночам. Чтобы попасть на поезд. А потом разбомбили Изварино. Мы через Изварино ехали.

Корр.: Какими вы увидели горожан в Луганске в свой приезд?

Алена: Суетятся.

Корр.: Влюбленные парочки на улицах есть?

Алена: Влюбленных я не видела. У нас уже знакомые звонили, говорили: «Сначала вот сидели, ждали, пить начали, потом уже не берет, не помогает». То пить, то курить — это шок в Луганске, просто все переживают, понятное дело.

Корр.: А много ли в Луганске вот сейчас приезжих? Наемников? Есть ли армейские части из России?

Алена: Я не знаю, но у меня было всего двое знакомых, которые были сепаратистами. Один находится в городе, а второй собирается уезжать. Короче, все говорят, что собираются уезжать. Я говорю: «Что вы, натворили, заварили кашу, а теперь сваливаете». Молчат.

Корр.: Уточните, если Луганск отсоединится, то кому он будет принадлежать?

Алена: Никому, мне кажется, он не будет принадлежать. Там десятилетия нужны, чтобы навести порядок.

Корр.: То есть, в принципе, сейчас там жизнь идет своим чередом, только без социальных выплат. То есть там нет наличных средств, тогда за счет чего они там живут?

Алена: Находят лазейки. Многие ездят в другие города, оформляют пенсии. А те, кто не могут поехать, им гуманитарная помощь поступает. Гречку выдают, ту, которую с гуманитарными конвоями из России привезли. Гречку, тушенку. По поводу качества, тушенка такая, куски мяса, но лучше чем ничего.

Корр.: Гуманитарку где выдают? Организованы какие-то пункты выдачи? Как люди получают эту помощь?

Алена: В школах получают люди. Сколько получают, в каком порядке — не скажу. Не знаю. Знаю, что получают, но как по мне, так получают очень мало. Что им там выдают? Если там тебе выдали банку тушенки, допустим, килограмм гречки, килограмм сахара, но ты не можешь 10 дней протянуть на этой банке тушенки.

Корр.: Коммунальные платежи теперь поступают в ЛНР? Каковы цены на коммунальные услуги сейчас, в каких тарифах они рассчитываются?

Алена: Ну, что-то, наверное, делают.

Корр.: Выплачиваются ли пособия матерям? По уходу за ребенком? Вообще, что они говорят, конкретно?

Алена: Не знаю, это бабушки там знают, они читают газеты, «XXI век».

Корр.: А в магазинах импортная продукция продается?

Алена: Ну, лично я заходила в магазин возле своего дома, там выбор не балует. Батончиков не было никаких шоколадных, типа там «Баунти». Говорят, на рынке есть все. Я на рынке не была, я приехала ненадолго в Луганск.

Корр.: Город живет своей жизнью сейчас?

Алена: Да, только чего-то все боятся. Потому что, естественно, насмотрелись, как многие умирали от боевых действий. Бомбежек.

Корр.: А бомбоубежища? Они спасают?

Алена: Мои родственники, например, отказываются пользоваться бомбоубежищами. Говорю: «В подвал хоть бы спрятались», говорят: «Нет». Сказали, чему быть — того не миновать. И так многие сидели по квартирам. Те, которые сильно боялись, те прятались. Ну, поэтому, тем более уже, когда старики, моим уже под 70 лет, прятаться, лазить в подвал туда-сюда. Просто морока. Мои родители в частном секторе живут, у них есть огород. Спасает. Хлеб завозили им иногда. И под обстрелами завозили, были смельчаки. Банки в Луганске закрыты.

Корр.: А вы бы хотели вернуться в Луганск?

Алена: Очень, очень, очень. Если бы там была работа.

(Девушка сильно оживилась при этом, в ее глазах за все время нашей беседы заблестели искорки)

Пока там тихо, но в любой момент там могу начать стрелять. Я не могу подвергать опасности жизнь моего ребенка.

Корр.: Вы надеетесь, что там все наладится и вы вернетесь туда жить?

Алена: Конечно. Понимаете, ничего ценнее жизни нет на свете. Жизнь — это самое важное, что только есть. А все остальное, все деньги, коммунальные услуги, жилищно-коммунальные — это все такая ерунда на самом деле. Главное, оставаться живым и здоровым.

Корр.: И скажите еще что-то в заключение.

Алена: Что главное, чтобы они не стреляли. Вот что самое главное. Чтобы был мир. А кто там будет во главе пирамиды, простым людям все равно. Простые люди, как жили на свои кровные, так и будут жить. Вопрос, на что им будет хватать.

Виктория ГУРАЛЬНИК

[26.10.2014 11:21] Просмотров: 4 Категория: Молчание Майдана